Здесь курят - Страница 26

– Як этой публике отношения не имею. Я не пристаю к прохожим, не играю на гитаре. Я новообращенный христианин. И если стреляю, – добавил Бобби Джей, – то на поражение.

– И все равно кончишь, как тот парень в Уэйко. Будешь славить Господа, раздавать патроны и отстреливать агентов АТО. В последнее время оружие и религия что-то действуют мне на нервы.

– Ты в состоянии дать мне какие-нибудь сведения о ней – кроме размера ее лифчика? – спросил Ник.

Бобби Джей рассказал, что Хизер Холлуэй появилась на одной из пресс-конференций Общества – на той, где мистер Драм призвал к строительству новых тюрем. Призыв этот составлял часть наступательной стратегии Общества: вместо того чтобы молча изображать боксерскую грушу для либералов, желающих отнять у преступников оружие, Общество наскакивало на этих же либералов, освобождающих из-под стражи преступников, которые стреляют в людей. На пресс-конференции Хизер совершенно очаровала Драма, однако после написала статью, в которой хоть и высказалась более-менее против ограничений на продажу оружия – «Мун» газета консервативная, – но все же оспорила мнение Драма относительно того, что наличие в прошлом человека душевной болезни еще не повод запрещать ему покупку оружия. Так что Драм все-таки подозревает ее в либеральных симпатиях.

– Какова главная мысль ее статьи? – спросила Полли. – «Табачная империя наносит ответный удар»?

– Она сказала, что пишет серию статей о новом пуританизме. А может, «Мун» просто хочет получить рекламу курева.

– Будь осторожен, – сказал Бобби Джей. – Постарайся внушить себе, что даешь интервью старой карге с заячьей губой.

– Бобби, мне кажется, со смазливой журналисточкой я как-нибудь управлюсь.

– Это случается сплошь и рядом: они приходят, строят тебе глазки, закидывают ногу на ногу, и ты даже опомниться не успеваешь, как говоришь: «Вообще-то я не вправе рассказывать вам об этом» или «А не хотите взглянуть на наши секретные материалы?» Бойся Иезавели, диктофон приносящей. – Бобби Джей, ты бы расстался на время со своей молельной командой. А то в тебе начинает проступать нечто странноватое.

– Я только говорю, что в большинстве своем мужички, столкнувшись со смазливой журналисточкой, слишком много болтают.

– Ладно, спасибо за совет.

– Спорим на сотню долларов – ты начнешь метать перед ней бисер в таких количествах, что его потом никаким пылесосом не соберешь. Вы как, госпожа Стайнем, поучаствовать не желаете?

– Я думаю, Ник справится.

– Спорю на сотню, что он самое малое один раз крупно проболтается.

– Принято, – согласился Ник.

– Я свидетель, – сказала Полли и добавила: – А черт! У меня в два тридцать совещание. «Прайм-тайм в живом эфире» готовит к следующему четвергу программу о синдроме пьяного зачатия.

– Ох, боюсь, поотрывают они вам головы.

– Я видел недавно по Си-эн-эн репортаж о женщине, которая в первые три месяца беременности выпивала каждый день по галлону водки. И знаешь, ребенок у нее родился какой-то чудной.

– Ты мне ничего не посоветуешь? Ник задумался:

– Право, не знаю. Против детей-уродов особенно не попрешь. Мне-то повезло. От нашего товара они лысеют лишь перед самой смертью.

– Да, это утешает.

– Оспорь их данные. Потребуй, чтобы тебе показали истории болезни матерей. Плюс бабушек и прабабушек. Тверди одно: «Слушайте, при чем здесь наука? Это же просто смешно».

– Может, тебе стоит немного потискать этих детишек? – предложил Бобби Джей. – Помнишь, как миссис Буш тискала больного СПИДом младенца?

– Господи, Бобби, да не дадут они мне их тискать.

– Кто делает программу? Дональдсон или Сойер?

– Вроде бы Сойер. Они не особенно разговорчивы, но, поскольку мы имеем дело с ее режиссером, я почти уверена, что это она.

– Тяжелый случай.

– Почему?

– Потому что она-то как раз и будет их тискать. Слушай, если дело дойдет до этого, если ты увидишь, что она потянулась к кому-то из малышей, постарайся ее опередить.

– Не могу сказать, чтобы я с нетерпением ждала этой возможности.

– Учреди благотворительный фонд, – предложил Бобби Джей. – Фонд заботы о воскресных детях. ФОЗАВОД.

– Ага, так и вижу физиономии Эрни Мелча, Пека Гибсона и Джино Греначи, когда я объявляю им, что мне нужны деньги на матерей-пьяниц. Да еще признаюсь, что мы именем прямое отношение к воскресным детям. Блестящая идея. Впрочем, прости. Я забыла, что разговариваю с человеком, ухитрившимся так ловко использовать знаменитую кровавую баню в церкви Карбюратор-сити.

– А что дурного в таком фонде? Он лишь покажет, сколько в вас сострадания и сердечного благородства.

– Сам-то ты учреждаешь фонды помощи застреленным? – ядовито поинтересовалась Полли. – Не учреждаешь, потому что они тебя по миру пустят.

– Не оружие убивает людей, Полли.

– Иди ты! – Да нет, он прав, – сказал Ник. – Людей убивают пули.

– Ладно, мне пора, – тяжело вздохнула Полли. – Господи, какой кошмар меня ожидает!

Ник проводил ее до «Альянса за умеренность». Прекрасный весенний день стоял в Вашингтоне (за прелесть вашингтонских весен природа мстит жутким вашингтонским же летом), на углу Род-Айленд и Семнадцатой цвела магнолия. Ник вдруг заметил, что на | Полли белые чулки, в которых что-то серебристо поблескивало, словно ее длинные ноги, там, где они скрывались под плиссированной синей юбкой, опушил иней. Он поймал себя на том, что не может оторвать глаз от ее ног. Разговор насчет титек Хизер Холлуэй, воспоминания о Гэзел в отеле «Мэдисон», весенняя погода – все это повернуло мысли Ника | в известную сторону. Белые чулки – господи, какая прелесть! – напомнили ему ту ночь десяти-, нет, двенадцатилетней давности, когда он впервые приехал в Вашингтон, летом, и они с Амандой, расправившись с двумя бутылками бодрящего холодного «Сансер», решили прогуляться до Мемориала Линкольна. Июльский вечер выдался парным, ситцевое в цветочек платье влажно липло к Аманде, и, ладно, насчет Хизер Холлуэй он не в курсе, но Аманде своего тела стыдиться не приходилось… гм!.. и на ней тоже были белые чулки, длинные, до самых бедер, из тех, что не требуют пояса, но позволяют без затруднений добраться до лежащей чуть выше страны грез, и, в общем, Ник… гм!… ну, чего уж там, Ник питал явную слабость к таким чулкам. Они обошли мемориал, выйдя туда, откуда открывается вид на Арлингтонское кладбище, и Аманда прислонилась к ребристой колонне, хихикая, потому что гранитные грани щекотали ей спину. Ник опустился на колени – не самая удобная на мраморе поза, но Ник тогда не о своих коленях думал – и приподнял цветастую ткань, медленно, медленно, осыпая поцелуями ее ноги, пока не достиг прохладных бедер и следом треугольника белых – снова белых! – шелковых трусиков и…