– Дальше читать?
– Да, конечно, непременно читайте, я весь внимание.
– «Его устранение должно послужить предупреждением табачным компаниям. Если они немедленно не прекратят производство сигарет, мы уничтожим и других».
– А скажите, записка, случаем, написана не на бланке Главного врача?
– Прошу прощения?
– Слог уж больно знакомый. Да нет, Кэти, я шучу, конечно. Юмор, знаете ли. Луч-шее лекарство…
– У вас есть какие-нибудь соображения насчет того, кто это сделал?
– Нет, но если они нас слышат, а я уверен – они не меньшие ваши поклонники, чем я, значит, слышат, – я хотел бы сказать им: не прячьтесь, покажитесь, я не стану выдвигать против вас обвинения.
– Не станете?
– Нет, Кэти, я думаю, что люди, способные на такое, нуждаются прежде всего в помощи.
– Вы очень терпимый человек. – Видите ли, Кэти, слово «терпимость» начинается, как и слово «табак», с буквы «т». Наша позиция всегда была такой: мы понимаем людей, резко настроенных против курения. И мы говорим: давайте работать вместе. Давайте вести диалог. У нас большая страна, в ней найдется место и для курящих и для некурящих. Первым позвонил Капитан:
– Блестяще, сынок, блестяще! За ним поспел БР:
– Не могу не отдать тебе должное, Ник, ты сбил нас с ног. Мы тут никак отдышаться не можем.
Следом Дженнет:
– Ник, я такого еще не видела. Потом Полли, эта смеялась:
– Так что же все-таки произошло?
– Понятия не имею, – сказал Ник. – Надеюсь только на одно – что возили меня, не в Мэриленд, а в Виргинию.
– Почему?
– А потому, – ответил Ник, – что в Виргинии все еще существует смертная казнь.
В день возвращения Ника на работу БР, собрав всех сотрудников Академии, произнес приветственную речь. Из нее следовало, что Нику удалось одурачить своих похитителей и сбежать. На самом деле Ник понятия не имел, как он оказался на Эспланаде, и очень сомневался, что успел кого-либо одурачить, поскольку дурачить людей, когда у тебя сердечный приступ плюс непрерывная рвота, дело довольно сложное. Сотрудники Академии и так-то вели себя с Ником как с героем, вернувшимся с войны, отчего он начал уже смущенно поеживаться. А тут еще БР затеял изображать Генриха V, обращающегося под Азенкуром к горстке счастливцев, братьев. Под конец он даже процитировал слова, сказанные Черчиллем в самый мрачный для Британии час: «Никогда не сдаваться, – сказал он. – Никогда. Никогда. Никогда!» Сотрудники аплодировали. Некоторые прослезились. Что говорить, ничего подобного Ник в Академии табачных исследований еще не видел. Содеянное с ним привело к удивительному результату – к общему подъему духа. Как будто затянувшееся тягостное перемирие между Академией и враждебным миром наконец завершилось, вылившись а открытые военные действия, и, видит бог, – воевать так воевать! Мы готовы. Люди, отродясь не переступавшие порога военной базы и уж тем более не глядевшие в дуло пистолета, произносили в коридорах слова вроде «обходной маневр» и «удар с фланга». Это действительно бодрило – честь мундира и все такое. Ник был тронут.
– Ник, – обратился к нему Гомес О'Нил, – вопрос. Рослый, смуглый и рябой Гомес, с ручищами толщиною в тросы, на которых держится Бруклинский мост, возглавлял в Академии службу разведки, то есть отдел, отвечающий за сбор информации о частной жизни самых приметных анти-табачных крикунов и сутяг. Прежде он работал в какой-то правительственной службе – в какой, оставалось неизвестным, поскольку Гомес не любил вопросов о своем прошлом. Отпуска он проводил в одиночных походах по таким симпатичным местам, как Баффинова Земля и пустыня Гоби. БР, похоже, недолюбливал Гомеса, что, похоже, оставляло Гомеса равнодушным – уволить его было так же непросто, как Дж. Эдгара Гувера.
– Шмаляй, – вырвалось у Ника словечко, которым, беседуя с Гомесом, следовало пользоваться с осторожностью.
– Ты курить не бросил? Послышались нервные смешки. По правде сказать, Ник уже больше недели не прикасался к сигаретам. У него как-то не возникало потребности ввести в свой организм еще немного никотина. Он даже подумывал, что, пожалуй, может теперь претендовать на пособие по нетрудоспособности. Все смотрели на него с ожиданием. Подвести этих людей он не мог. Ныне он был не просто их общественным представителем, он был их героем.
– Закурить у кого-нибудь найдется? – спросил он. Двадцать рук одновременно протянули ему по пачке. Ник выбрал «Кэмел», прикурен, набрал немного дыма в легкие и выдохнул его. Ничего, даже приятно, затянись еще разок и выпусти дым. Вокруг одобрительно заулыбались.
Тут перед глазами его поплыли яркие звездочки, вскоре заплясал уже целый млечный Путь. Ника прошиб холодный пот, комната качнулась и – о нет, только не сейчас, не перед всеми сотрудниками…
– Ник? – окликнул его БР.
– Все в порядке, – неверным голосом ответил Ник и опустил сигарету в пепельницу. Ну и вкус же во рту. Бр-р.
– Ты сразу-то не налегай, – сказал БР.
– Может, для начала попробуешь с фильтром, – неуверенно предложил кто-то. Ник стоял перед смущенно молчавшими коллегами, промаргиваясь, слегка пошатываясь.
– Слушай, Ник, – произнес наконец Джеф Тобиас, – ты уже видел данные по женщинам от восемнадцати до двадцати одного?
– Угу.
Отдам полцарства за мятный леденец.
– До двадцати процентов выросли.
– Замечательно, – пробормотал Ник. БР добавил:
– Подождите, пока Ник начнет кампанию против курения. – Кто-то фыркнул. – Кстати, когда нам покажут плакаты?
– Сегодня после полудня у меня видеосвязь со Свеном, – сказал Ник, чувствуя, как у него холодеют пальцы. Может, Позвонить доктору Вигу? «Вы курили?!»