– Это ты мне рассказываешь? Ну-ка, вычисли моих телохранителей.
– Которых?
– А, не можешь? Вон та, в джинсах, и вторая, у которой сумка размером со спальник. Обе работали раньше в Секретной службе. Знаешь, что у нее в сумке? Обрез. Очень надеюсь, что эта сволочь попробует сцапать меня еще раз. Вы представляете, какую драную двойную дыру проделывает в человеке заряженный картечью обрез?
– Я, – сказал Бобби Джей, – представляю.
– Эта парочка хотя бы пытается слиться с толпой. Не то что прежние – в одинаковых костюмах и с проводами в ушах. «Внимание, все! Мы телохранители! Будьте добры, нападите на нашего подопечного!» Толку от них было как от козла молока.
– Мне казалось, ты сам пытался от них оторваться, – сказала Полли.
– Полли, – произнес Ник снисходительным тоном, подразумевающим, что вопросы безопасности – не женского ума дело, – хорошие телохранители не позволяют Отрываться от себя людям, которых они, предположительно, охраняют.
Он вздохнул:
– Господи, вы только посмотрите, до чего я докатился! До телохранительниц.
– Судя по тому, как идут дела, – сказала Полли, – скоро они всем нам понадобятся. Ты заметил, какой шум подняла в этот уик-энд пресса вокруг пьяного зачатия?
– А что, очень трогательно получилось, – вставил Бобби Джей. – Тебе не кажется, что «Сан» попросту опозорилась, отведя этим людям столько места? Я переговорила с Дином Джарделом из «Скотча и бурбона», а это две трети продажи спиртного в Вашингтоне, так он сказал, что на следующий месяц «Вашингтон сан» никакой рекламы от них не получит.
– Эх, – вздохнул Бобби Джей, – вот был бы у нас рычаг вроде этого… Да только оружие они рекламировать не желают. Даром что купить его в Вашингтоне проще простого.
– Послушать их, так мы подстрекаем беременных женщин пить горькую. Такую развели политическую корректность, что мне захотелось…
– Ну-ну?
– Я даже удивилась, что нынче утром никто не похитил меня по дороге на работу.
Ник слушал Полли, вспоминал встреченную на улице женщину, и в нем крепло подозрение, что у него того и гляди отнимут честно заслуженные им никотиновые нашивки за отвагу.
– Полли, – наконец сказал он, – вряд ли у тех, кто работает в индустрии спиртных напитков, есть резон бояться похищения. Наступило натянутое молчание. «Спиртные напитки» прозвучали в его устах как «слабительная микстура» или «кошачий корм». Полли неторопливо закурила, затянулась и выпустила краем рта длинную струю дыма – подчеркнуто невозмутимо; глаза ее не отрывались от глаз Ника, нога постукивала по полу.
– Так мы теперь уже не такие нечестивцы, как ты?
– Постой, – сказал Ник, – я не имел в виду ни тебя, ни Бобби, просто табак, сравнительно со спиртным и оружием, ненавидят куда сильнее.
– Да ну? – отозвалась Полли. – Это ново.
– Ладно тебе, – сказал Ник. – Я каждый день сравниваю наши цифры с вашими. Курево уносит четыреста семьдесят пять тысяч жизней в год, это тысяча триста в день…
– Минутку-минутку, – сказала Полли. – Ты же сам кричишь на всех углах, что четыреста семьдесят пять тысяч – это дерь…
– Хорошо, пусть будет четыреста тридцать пять. Двенадцать сотен в день. Сколько людей ежегодно мрет от спиртного? От силы сто тысяч. Двести семьдесят с чем-то в день. Не будем мелочиться, возьмем двести семьдесят. Скорее всего, примерно столько же гибнет, поскользнувшись в ванной комнате на куске мыла. Так что я не понимаю, с чего бы террористам озлобляться настолько, чтобы похищать кого бы то ни было из работающих в алкогольной индустрии. Бобби Джей сказал:
– Слушаю я, как ты считаешь потери в живой силе, – ну вылитый Макнамара. Поостыньте, детки.
Ник повернулся к нему: – Сколько людей каждый год погибает в США от огнестрельного оружия?
– Тридцать тысяч, – сказал Бобби Джей, – это если брать чохом.
– Восемьдесят человек в день, – фыркнул Ник, – меньше, чем на дорогах.
– На самом-то деле гораздо меньше, – мирно ответил Бобби Джей. – Пятьдесят пять процентов этой цифры дают самоубийства, еще процентов восемь убийства с целью самозащиты, так что на нас приходится чистыми одиннадцать тысяч сто.
– Тридцать человек в день, – сказал Ник. – Вообще говорить не о чем. Никакие террористы в вашу сторону, и не посмотрят.
– Видел бы ты угрозы, которые я время от времени получаю по почте, – вспыхнула Полли. Ник не помнил ее такой сердитой со дня, когда ей пришлось разговаривать на телевидении с родителями детей, пострадавших в разбитом пьяным водителем школьном автобусе.
– Угрозы? Время от времени? – Ник саркастически усмехнулся. – Да вся моя почта состоит из одних угроз. Я теперь и бандеролей-то не распечатываю. Просто-напросто исхожу из того, что внутри бомба. Всю мою почту отправляют прямехонько в лаборатории ФБР. И там мужики в свинцовых костюмах вспарывают ее струей перегретого пара. Так что насчет почты ты со мной состязаться даже и не пытайся.
– Может, снимем боксерские перчатки и закажем что-нибудь? – сказал Бобби Джей. – Я есть хочу.
– Верно, – стиснув зубы, выдавил Ник. «Ждешь от них какого-никакого сочувствия… стоп, стоп, Полли и была полна сочувствия, пока я не вылез с поздравительными открытками». Снова во рту этот поганый вкус, точно окурок держишь под языком. Врачи говорят, что никотин будет выводиться из организма еще месяца три. Еда больше не доставляет ему удовольствия, а специи так и вовсе отдают «Драно». Ник заставил себя сказать:
– Я вовсе не утверждал, будто я нечестивее вас.
– Пустяки, – лаконично отозвалась Полли. Чтобы не смотреть друг на друга, Полли и Ник уставились в меню. Разговор пришлось вести Бобби Джею – собственно, это был монолог. Бобби сокрушался по поводу близящейся годовщины покушения на президента Финистера. Каждая из них сопровождалась оргией, как выразился Бобби, писем в газеты с призывами запретить продажу ручного оружия: все почему-то забывали, что Финистера застрелили из охотничьей винтовки с оптическим прицелом.