Здесь курят - Страница 48


К оглавлению

48

Ник сказал:

– Если позволите, я процитирую вам заголовок: «Умирающий Перекати - Поле отвергает плату за молчание, предложенную табачным лобби». Это из «Уолл-стрит джорнэл». Таблоидный вариант будет выглядеть примерно так: «Торговец смертью говорит Перекати - Полю: заткнись и сдохни!»

– Мы ему не взятку даем, – с достоинством произнес Капитан, – ничего подобного. Ангелы понесут тебя туда на своих крыльях, сынок. Это чистой воды благотворительность.

– Но, Капитан…

– Именно так! Жест, исполненный высокой гуманности. Человек направо и налево обзывает нас торговцами смертью, и чем мы ему отвечаем?

– Попыткой привлечения к суду за нарушение контракта.

– Это история давняя. Сейчас мы предлагаем помочь его внукам закончить университет, чтобы им не пришлось, как их родителям, работать на бензозаправках и в ночных магазинчиках. Да еще прикидываем сверху пятьсот тысяч, как бы говоря: «Никаких обид». Мы ему все равно что другую щеку подставляем. Я думаю, сам Христос сказал бы нам: «Ребята, вы поступили как порядочные люди». Сколько я помню, Иисус призывал нас возлюбить врагов наших. Но уж никак не делать этих сволочей богачами.

– Вы хотите сказать, – спросил Ник, – что отдаете ему деньги просто… просто так?

– Ну, а я тебе о чем толкую? Именно что просто так.

– И ему ничего не придется подписывать?

– Ничегошеньки.

– Никаких соглашений о молчании?

– Что с тобой, сынок? Родной язык перестал понимать? Конечно никаких. Хотя, с другой стороны, ты можешь сказать ему, что мы были бы благодарны, если б он сохранил наш жест втайне. Так сказать, семейное дело. И прибавь еще, что, обратись он к нам, а не к прессе, мы бы ему помогли. Табак сам о себе заботится.

– Ладно, – с облегчением сказал Ник, – тут я никаких сложностей не вижу. Капитан, оказавшись на больничной койке наедине с мыслями о собственной смерти, решил, по-видимому, примириться с врагами своими.

– Насколько я понимаю, – сказал со смешком Капитан, – сукин сын проникнется к нам такой благодарностью, что поневоле заткнется. А если нам повезет по-настоящему, то он, увидев такие деньги, просто окочурится.

Гэзел позвонила по внутренней связи – пришли агенты ФБР. Агент Олман, тот, что подружелюбней, пожал Нику руку. Агент Монмани, выглядевший так, словно он сию минуту отобедал гвоздями с толченым стеклом, просто кивнул.

– Вы их поймали? – спросил Ник.

– Кого? – ответил агент Монмани.

– Похитителей. Кого же еще? Монмани молча смотрел на него. Что это с ним? Ник взглянул на Олмана, однако тот уже углубился в беглый, но доскональный осмотр Никова кабинета. Странные манеры у этих господ.

– Я, может быть, чего-то не понимаю? – спросил Ник.

– Расследование продолжается, – известил его Монмани.

– Хорошо, – сказал Ник, – чем могу быть полезен?

– Для чего? – спросил Монмани. Прелестно, еще один буддист-головорез.

– Вы хотели о чем-то со мной поговорить? – спросил Ник. – Или просто зашли проведать?

Агент Олман разглядывал плакат с доктором, удостоверяющим превосходные качества «Лаки страйк».

– Занятно, – хмыкнул он.

– Да, – сказал Ник. – В те времена работать нам было гораздо легче.

– Мой старик курил «Лаки».

– Вот как? – откликнулся Ник.

– Угу, – подтвердил Олман тоном, заставившим Ника заподозрить, что отец его долго и мучительно умирал от рака легких. Только анти-табачного изувера ему и не хватало.

– Он, м-м, служил… – Ник запнулся, – в полиции?

– Нет, владел гаражом. Сейчас на покое, во Флориде. Известие, что папа Олман благополучно пребывает среди живых, несколько успокоило Ника.

– Скорее всего, солнце доконает его раньше, чем сигареты, – сказал Олман.

– А, – произнес Ник.

– Кто-нибудь еще вашим служебным телефоном пользуется? – спросил агент Монмани.

– Моим телефоном? Да, конечно, то есть возможно.

– Конечно или возможно?

– Может быть. А что?

– Да так.

Ник и Монмани смотрели один на другого. Следующий вопрос задал Олман:

– Вы сами когда-нибудь раньше использовали никотиновые пластыри?

– Я? – отозвался Ник. Разговор принимал решительно неприятное направление.

– Я получал удовольствие от курения. Хотел бы получать его и сейчас.

– Вы определенно прибегли к крайним мерам, чтобы бросить курить, – сказал Олман, вертя в руке солдатский кинжал времен первой мировой, используемый Ником вместо пресс-папье. – Жуткая штука.

– Виноват, – сказал Ник. – Вы сказали «прибегли»?

– Разве?

– Да, – твердо сказал Ник.

– Я так сказал? – спросил Олман у Монмани.

– Не расслышал, – ответил Монмани. Ник набрал воздуху в грудь.

– Почему меня не покидает чувство, – спросил он, – что я подвергаюсь допросу?

– Да нет, я тут, знаете, прочел недавно в одном журнале статью насчет рака кожи, – сказал агент Олман. – От него такие рубцы остаются, ужас. В наше время никакая осторожность не лишняя.

– Да, – отрывисто подтвердил Ник. – Тут вы правы.

– Мистер Нейлор, – сказал агент Монмани, – а вы после этого случая здорово прославились.

– Вообще говоря, лоббиста похищают, пытают и без малого убивают далеко не каждый день, – ответил Ник. – Хотя многие, наверное, считают, что это должно случаться почаще.

– Я не то хотел сказать.

– А что вы хотели сказать, если быть точным?

– Вы изображаете из себя мученика. Героя.

– Агент Монмани, у вас какие-то проблемы с курением? – спросил Ник. На волчьей физиономии Монмани обозначилось слабое подобие улыбки.

– После того как бросил, никаких, – ответил он.

– Знаете что? – сказал ему Ник. – Впервые с тех пор, как я взялся за эту работу, обо мне пишут непредвзято. Теперь сравнение с Геббельсом появляется не раньше четвертого абзаца.

48