– Тише, тише, Роберта, – прохрипел, утирая рот, Латч. – Не груби нашему гостю.
Не думаю, чтобы он притащился в такую даль без серьезной причины. И помни, это он отговорил компанию судиться со мной за нарушение контракта.
– Я бы скорее скормила его свиньям, чем пустила в дом, – и, напоследок пальнув в Ника взглядом, она направилась к выходу, но у двери остановилась и спросила: – Тебе морфию больше не нужно, милый?
– Нет, спасибо, – сказал Лорн, – пока справляюсь. Может, наш гость чего-нибудь хочет.
– Немного морфию, если не трудно, спасибо, – сказал Ник. Миссис Латч удалилась – пошла, верно, подмешивать к его морфию «Драно».
– Я тебе вот что скажу; – произнес Лорн, откидываясь в большом ободранном кресле, – единственное, чем может порадовать человека рак в последнем градусе, это наркотики. Какие мне снятся сны!.. И все цветные.
– Да, наверное, это здорово, – сказал Ник.
– Тебе известно, откуда взялось слово «героин»? Из немецкого языка. Это фрицы его сюда завезли, еще в прошлом веке. Лучшее, чем мир обязан Германии, можешь мне поверить. Heroisches. Такое чувство он внушал людям. Героическое. Знаешь, когда я в первый раз попал на химиотерапию, люди приезжали за многие мили, чтобы привезти мне печенья с марихуаной. Помогает от тошноты. Ее можно и в таблетках получить, но это надо черт-те как постараться, да они ее еще отмачивают в кунжутном масле, чтобы ты не очень балдел. Как тебе это нравится? Человек умирает в муках, а Бог, видишь ли, против того, чтобы он получил при этом хоть какое удовольствие. Кстати, у меня в холодильнике лежит фунтов десять печенья с гашишем. Вот бы Гомес обрадовался, узнав об этом, подумал Ник. «ПЕРЕКАТИ-ПОЛЕ АРЕСТОВАН ЗА ХРАНЕНИЕ НАРКОТИКОВ».
– Считай, до конца жизни кайфу хватит. – сказал Латч. – Не хочешь попробовать?
– Нет, спасибо, – сказал Ник. – Довольно будет и морфия. Не люблю смешивать. Латч рассмеялся и оттого снова закашлялся. Этот приступ тянулся дольше предыдущего. Вбежала миссис Латч с аэрозольной прыскалкой.
– Извини, – сказал Латч, когда справился с кашлем. – Ты куришь?
– Нет, – сказал Ник. – После похищения не курю. Не получается.
– Да, я читал. Видел тебя… слушай, ты же был в шоу Лэрри Кинга? Роберта говорила – той же ночью, что и я. Странно, что мы не столкнулись в студии.
– Странно, – согласился Ник.
– Тебе, похоже, здорово досталось. Мой врач сказал, что ты везучий сукин сын, – Латч усмехнулся. – Он еще много чего наговорил, не буду при тебе повторять. Ты знаешь, что доктора когда-то рекламировали сигареты?
– Знаю, – ответил Ник. – «Двадцать тысяч шестьсот семьдесят девять врачей утверждают: от „Лаки“ не так першит в горле».
– Интересно, что-то теперь утверждают те доктора? – не без сарказма поинтересовался Латч. – Занятный у нас бизнес. В начале пятидесятых они впервые испугались рака, ну и начали выпускать сигареты с фильтром. Потом забеспокоились, как бы мужики не решили, что такие сигареты годятся только для баб. Вот тогда-то и появился я.
– Вы были великолепны, – сказал Ник. – Мне хотелось стать таким, как вы. Ну, то есть когда вырасту. Мы все мечтали вырасти и стать ковбоями.
– А то я не знал? Помнишь песню Джорджа Джонса «В аду открыто всю ночь»? Я ее все время слушал.
– Вы себе особого спуску не давали, верно?
– В прошлом году, после диагноза, я полетел на Восток, на ежегодную встречу с акционерами «Тотал Тобакко». Встал посреди зала и сказал, что они могли бы хоть рекламу свою урезать. И знаешь, что ответил мне их президент?
Ник знал, но тем не менее покачал головой.
– Он сказал: «Мы с сожалением узнали, что у тебя проблемы со здоровьем. Но поскольку я не знаком с историей твоей болезни, от дальнейших комментариев воздержусь». А потом они прикинулись, будто я отродясь на них не работал. Я ушам своим не Ц поверил. Даже после того как я показал репортерам мои платежные ведомости, компания продолжала твердить, что это вовсе не я снимался для их рекламы. Ну а когда я поднял шум, мне пригрозили судом – за нарушение контракта! Насколько я знаю, это ты их становил.
– Да, – сказал Ник. – Я сказал им, что это идиотская затея. Что ж, и у них не всегда башка варит, тут сомневаться не приходится.
– И знаешь, что еще? Я ведь это «Перекати-Поле» и не курил никогда. Я курил «Кулс»
Ник засмеялся.
– Ты вроде неплохой парень. Чего ради ты работаешь на таких сволочей? Обычный ответ насчет закладной отчего-то показался Нику неуместным. Он оглядел комнату Лорна – награды за победы в родео на стенах, чучело форели, семейные фотографии на высокой, покрытой светлым лаком деревянной подставке – и сказал:
– У меня хорошо получается. Лучше, чем что-либо другое.
– Черт дери, сынок, у меня хорошо получалось палить в корейцев, но я не стал делать на этом карьеры.
Ник снова засмеялся. Некоторое время (долгое, показалось Нику) Латч разглядывал его, потом сказал:
– Я так понимаю: всем нам приходится вертеться, чтобы оплатить закладную.
Ника охватило желание расцеловать старика.
– Я неплохо играл свою роль. Люди узнавали меня, просили автографы. Не знаю, зачтется мне это у Жемчужных Врат или нет, но я был просто дураком-ковбоем, которому нравилось красоваться на обложках журналов. А тебе, судя по твоему виду, – Латч лукаво улыбнулся, – одно образование обошлось тысяч в двадцать.
Улыбка его погасла.
– Короче, зачем ты прикатил сюда из такой дали?
– Хороший вопрос, – сказал Ник, с ненавистью взглянув на кейс.
– Чтобы уговорить меня заткнуться? Так?
– Вроде бы, – сказал Ник. – Да нет, не «вроде». Именно так. Латч смерил его стальным взглядом.